***
Большой перерыв между парами.
– Ну что, в «Колобок»?
– Дорого же!
– Зато сосиски в тесте!
Против сосисок в тесте устоять трудно. Надо сосчитать. В кармане рубль с мелочью. Значит, на две сосиски и стакан бульона хватит. Надо еще 35 копеек на пачку «Родопи» оставить и пятак на метро. Вроде вписываюсь…
– А, гулять, так гулять!
– Погнали!
Мы с Димкой несемся по улице Чайковского от Экономического факультета до проспекта Чернышевского, где на углу знаменитый «Колобок» и самые вкусные в Ленинграде пирожки. Конечно, проще в столовке на факультете. И дешевле. Но сосиска в тесте!
В «Колобке» запах такой, что мозги набекрень. Особенно у вечно голодных студентов.
– Саня, забудь. Она уже и не смотрит на тебя. Что, девок мало?
Понимает, что говорит чушь. Ведь сам, когда влепится, места себе не находит.
– Не могу. Аж трясет всего.

***
И деваться некуда. И ноги не идут. Опять ее увижу. Опять без шансов. И своя любовь у нее. Выборгский. А выборгские – конкретные ребята. Прикинуты серьезно. Питерским мажорам не снилось. Да и понятно – чухна под носом, кишки из первых рук. На факультете их двое, Пашка и Вадик. Она с Вадиком. Тут действительно без шансов. Нет, смотреть на нее не перестал. Да и невозможно было не смотреть. И, как говорится, если что-то бестолку, то это что-то и можно и нужно утопить в водке. Можно даже попробовать убедить себя, что ты ничего уже не чувствуешь. Ну а когда у них свадьба случилась пивбар «Медведь», что в двух шагах от факультета и напротив кинотеатра «Ленинград» еще долго помнил мои пьяные сопли-слезы. И стерпелось как-то. Правда, не забылось нифига, а лишь спряталось за какой-то дальний уголок в чулане памяти и жалобно поскуливало по ночам. Всю жизнь.

И годы универовской учебы прошли. А за ними жизнь полетела. И полетел в тартарары СССР. Полетели к чертовой матери все остатки веры и здравого смысла в бандитские девяностые. А за ними пролетели и нулевые с боярским угаром охуевшей от власти и галактических денег новой номенклатуры. И где-то за почти мифическим горизонтом растворилась молодость с ее надрывами, ночами звездными, с ее любовью. И стало это все историей страны, которой нет. Так бывает. Жители страны есть. А страны нет. Или есть? Если есть память.

***
– Ты бы начал уже писать. Пиши. Пиши прозу. Глядишь, и стихи вернутся.
В то, что вернутся стихи, я верить боюсь. Как отрезало в начале девяностых, когда ударился в зарабатывание денег. Щелкнуло что-то. И богу, видать, стало скучно.
А проза? Несерьезно это. Сочинительство.
– Мам. Да не умею я сочинять. Не хочу.
– А кто тебя заставляет сочинять? Я? Я тебе предлагаю не на меня все эти бесконечные рефлексии-воспоминания вываливать, а на бумагу. Я уже наизусть все твои истории знаю.

***
Письмо совершенно неожиданно: 14 декабря встреча на факе – 25 лет выпуска. Весь курс.
Господи! Это ж столько лет. И ведь ни разу не собирались. Телефон для связи.
Сашка. Уже профессор, зав. кафедры.
– Саш, привет… Тоже рад… Да, конечно приду… Андрею могу передать… Димке? Убили Димку, в 96-м… Не по телефону… Да, до встречи…

Да, до встречи. Елки-палки. Ведь целая жизнь прошла.

***
Ноги к факультету не идут. Точно знаю, что многие придут заранее, но сознательно убиваю время в кафе. К дверям подхожу минута в минуту. А вдруг никого не узнаю? И стыдно и страшно.
Тогда, в 87-м мы разбежались-разлетелись без оглядки. Всех закрутили распределения… Да и дружбы, той, что в школе, в универе не было. Все жили маленькими разобщенными группами. В итоге никакого финального банкета не было. Мы отмечали в Прибалтийской в узком кругу. Я и Димка уже с женами были. Выскочили под занавес. Помню, как, напившись, я стал предъявлять девчонкам-стриптизершам удостоверение комсомольского дружинника, обещая их сдать. Я и правда первый раз в жизни видел стриптиз в СССР. Гуляющие в ресторане мажоры и проститутки, давясь от хохота, чуть сами меня не сдали швейцарам.
Помню, как перед уходом под шумок Димка профессионально сгреб в сумку жены все фирменные столовые приборы и пару импортных пепельниц. Прощай, универ!

Через 25 лет я стою у дверей факультета и боюсь войти. Вхожу и через пять минут вижу ее. И все окружающее превращается в фон.

Я сел как можно дальше и, глядя не отрываясь, пытался делать вид, что смотрю и не на нее вовсе… Пытался, пока собравшиеся отчитывались о пройденном за 25 лет пути. В воздухе летали громкие названия торговых сетей, страховых компаний, банков, автозаправок, страховых групп и айтишных гигантов… Кто-то уже накопил… отложил… и отошел от дел… Кто-то кого-то звал в какие-то забугорные круизы. А я тонул в своей памяти.
Еще вдруг подумалось: «Хорошо, что я сбежал потом на философский. Хоть какое-то оправдание карьерного провала.»

Она все-таки подошла. Когда все уже расходились. И ничего сказать мы друг другу не смогли. Да и могли ли?

А через день, уже к ночи, звонок. И ее сбивчивый голос. И слова, которых я ждал 30 лет. Ее слова. Такие, что время и пространство развалились ко всем чертям.

2012