***
Какой-то шорох… Веки расклеились. В проеме дверном белый халат растворился. Ах, да… На стуле у изголовья миниатюрный пластиковый контейнер с разноцветными таблетками. Значит через час капельница. А сейчас… Сейчас должен нарисоваться Толик. Точно. Долговязая фигура тут как тут. Алики и нарики лежат вместе. Не, палаты разные, но отделение общее. Алики-неофиты в перманентной депрессухе. Ветераны – в астрале. А вот нарики (кто не в отрубе) – ртуть. Вот и Толик. Клювом не щелкает. Вопросов нет. Кто в медицину не играет – сам отдает Толику таблетки. Как он в них разбирается? Но через 20 минут уже в дзэне. Блаженный. Все дети – святые. Хотя сорокет Толику точно натикал. Живучий. Редкий для них возраст… Значит опытный. Волк. Стаи быстро гаснут. Выживают только одиночки.
***
Ну поехали. Надо до капельницы успеть. Тромбозные стопы на ощупь инсталлируются в пляжные «адидасы», суставы хрумкнули, и тень-человец зашаркала в курилку.
Адреса службы «с того света» могут быть любыми. Как и упаковка (от бомжатника до пяти звезд). А вот ведро для хабцов в курилке – неизменно. Даже в люксовых «Кораблях». И доступ в курилку круглосуточен. Спасение душ и борьба за здоровье – разные вещи. Мне всегда по душе были лишь военврачи, спортивные и наркологи. Эти из реальной жизни.
Вот и Нина. Нине, навскидку, 35. Красоты гибельной. Глаза – озёра. Но не синие. Такой медсанбАД черный… Сутки ни на минуту не отходила. Пока откачивали. Морду потную тряпочкой влажной вытирала. Истерику сопливую заговаривала – ворожеи отдыхают. А как оклемался – в миг подобралась и тихая. Как будто и не было утешительного оргазма. Всю б жизнь оставшуюся ладонь её на черепе лысом чувствовать, с ложечки, с рук её пить, в глазах её молящих зареванных тонуть.
Сейчас мышкой сидит, смолит тоненькую модную цигарку. Взглядами-приветами перекинулись – и то ладно. Слова все уже были. Настоящие. А пустые ни к чему. Нина по алкашке. Из театральныхю. Дурь не признает. Снов-то и миражей профессиональных хватает. С теми же, кто по дури – разве поговоришь? Зомби. А пьяному ведь именно поговорить. Надо.
Когда выписывалась, телефонами обменялись. Господи, сколько этих номеров за последние 20 лет? Было. И ни один… И я никому. Но ритуал. Трогательный и неизменный. Мы с тобой одной крови.
***
Уползаю в палату. Три туловища на соседних койках в ауте. Одинаковые треники с пузырями на коленках. Что у Витьки – крановщика, что у Антона – топменеджера айтишной конторы, что у Сёмы – валютного кидалы. У беды один дресс-код. И батареи бутылок с минералкой. На тумбочке у каждого. А вот курево попрятано. Нарики тырят.
***
Эх, не довелось красиво. Вспомнил Серегу, дизайнера. Герыч он в Голландии поймал. А спасался на берегу Индийского. Коктейлями гасил. Как начинал рассказывать про крылья до горизонта… – «Страх и ненависть в Лас-Вегасе». Соскочил. Сейчас только по грибы иногда. Ну или косячок под вискарь. Баловство. У него даже кореша по этому делу еще с 90-х до сих пор живы. Одна пара семейная. Выжила. Три квартиры питерских сторчали. Сейчас на Ладоге последнюю, четвертую добивают. В сарае каком-то. Из номенклатурных, видать. Столько хат сторчать, и живые! У нас-то! Это «роллингов» вся штатовская медицина вытягивает. Он какие профессионально засушенные. Пни старые. А эти сами. Химфаки – ясли в сравнении с их опытом. Сколько раз поражался. Даже у аптеки, когда дозы нет, мои местные химики, настреляв мелочи, из грошовой фармакологии блицприход на щелчок варганят. Рррраз – и в зрачках точки. И тогда лучше валить. Такая волчара уже о серьезном приходе думает. И такой мозг опасен. А алики безобидные. В шалмане, что у моей парадной, стаканами не закидываются. Пьянство – тяжелый труд. Сидят сутками – в шашки гоняют – на дне пластиковых стаканчиков дежурные полтинники. Марафонцы. Вон, бывшему тренеру по лыжам уже к 70-ти. Старая гвардия. Мои сверстники, которым сейчас за 50, хуже выглядят.
***
Лежу. Глаза в потолок. Когда ко мне приедут? Вода на исходе. И курева – пара пачек. И кто в этот раз? Только бы доча старшая. Жена? Нет. Только не в эти дни. Потом. Может быть… Когда выкарабкаюсь. С долгами разгребусь. А сейчас – железный занавес. Доча – другое дело. На SOS – она сразу. Зажмурившись в любую яму. И слов ей не надо. Во всё влёт врубается. Опыт. Это сейчас, когда внучка во второй класс пошла, внук заговорил – остыла… Красавица. А когда-то… Вспоминать страшно. Папаня алкаш гибельный, и доча в космосе. Дитя 80-х. Ларьки, общаги, рок-н-ролл. Слава Богу, проскочила. Да и зять не промах, с Северóв. В обнимку и вырвались.
Хорошо бы, доча приехала…
***
Который уже раз ловлю себя на мысли: мне только здесь хорошо. Только здесь все понты слетают как перхоть. И все равны. Кружком сидящие у этого ведра, в котором хабцы «Собрания» и «Примы» братья друг дружке на заплеванном дне.
2015