Фабрика

 

Фабрика в нашем подъезде размещается на 3-ем этаже в квартире 55. Большая. Станков 1000 – не меньше. Марья Андреевна как раз под ней, этажом ниже живёт. В 51-ой. Когда станки на фабрике включаются, Марья Андреевна стучит палкой в потолок. Собственно, когда по всему подъезду начинается стук её палки, мы и определяем – фабрика заработала. На дверях фабрики Марья Андреевна ежедневно вывешивает Заявления с угрозами. Вся дверь фабрики – увешанная в пять слоёв разномастными листками доска объявлений. Заходящим в подъезд её демонстрируют как достопримечательность. Раз в год наша местная жандармерия, дабы закрыть сотни жалоб на Марью Андреевну, приходит на фабрику. Обходя зияющую тишину нежилой нехорошей квартиры, Марья Андреевна победно демонстрирует органам правопорядка уходящие за горизонт ряды гремящих станков. Убитая, столь впечатляющим железобетонным аргументом сокрушительной индустриализации на площади в 30 квадратных метров пустой квартиры, власть ретируется, отсылая воющих жильцов подъезда к другому департаменту.
Марья Андреевна очень любит детей. Да всех любит. Летом и зимой, в неизменных резиновых шлёпках на артрозных синюшных ногах и плаще поверх неизвестно чего, она бредет к магазину, улыбаясь детям и профессионально перехватывая взгляды взрослых.

У Борьки фабрика заработала в начале 90-х. Мы с ним до 8-го учились. Богатырского сложения и с руками золотыми. Краснодеревщик. Всё хотел стеллажи книжные маме у него заказать. Но для него это – мусорная работа. Что-то у него стряслось с женой (сам не говорил – а знакомые вглухую), и как-то пропал он из виду на время. И встречи с ним возобновились в электричках. Он просил милостыню по вагонам. Запах мочи и помойки шел фронтом метров за 5 до его приближения. Глаза безумные. Умер где-то в канаве у поселка. В несколько этапов жена выселила его сначала из его же квартиры, потом из комнаты, сарая, и…

У отчима фабрика стартовала в 2002-ом. Я пристраивал его на работу к школьным друзьям-бандитам – но он ото всех сбегал (категорически не мог ничего мутить). Мы пытались его переагитировать, ругались. И фабрика заработала. Сгорающий от рака мозг оставил только имена внуков. Им он и улыбался до последних дней.

Лёхина фабрика застучала в Приднестровье. Тоже до 8-го класса вместе. Когда спускаюсь во двор курить, часто встречаю. Леха мне рассказывает о том, какие части его братишек-ВДВэшников сейчас на Украине, в Сирии, Ливии, Афгане. Называет позывные и численный состав бригад и групп и обещает, что скоро всех бизнес-упырей они повесят на деревьях по всей России. Леха, как и я, подшитый. Когда он расшивается, и без того гудящая в три смены фабрика начинает выдавать пятилетку в три года, и наступает Кандагар и Курская дуга в одном флаконе. В эти дни даже самые отмороженные наши престарелые бандюки и чичи гага обходят Лёху стороной – прилететь может каждому.

Первая (на моей памяти) фабрика открылась еще в 70-е. В школе на доске золотых медалистов фотографию Френкеля знали все. Гений. Мама его заведовала нашим ДК. К ней его и приводили, когда работающие станки совсем сбивали его навигацию. Когда она умерла, пропал и он. Сейчас из окна кухни часто наблюдаю, как в помойке роется еще один наш золотой медалист. На год младше – 83-го года выпуск.

Как-то в середине нулевых в электричке встретил Сашку – одноклассника. Он (спортсмен) в начале 80-х после службы в Монголии счастливый билет на журфак Универа получил. В последние годы видел его только в НТВ-эшных репортажах. И тут вагон электрички. Сидим-болтаем. Мимо бомж по проходу. Задел его. Ну и фон… Сашка что-то левое ему ляпнул. Наша станция. На выходе я Сашке бросил дежурное про суму и тюрьму. Он мгновенно подобрался весь. А потом долго говорил – как заебала вся эта медийная помойка и проч. В следующий раз мы встретились через много лет на кладбище. У Женьки-одноклассника фабрика заработала в середине 90-х. Игровые автоматы, прочее казино. Семья в отказ, он в штопор. Из Штатов однокашка наш выкупил его у братвы. И продолжал все годы после развода как-то поддерживать. А тут фабрика решила дать план на гора.

— Алё! Марья Андреевна! Доброй ночи. Это ваши соседи. Мы уже ложимся. …. И вам спокойной ночи!

И зачем орать и колотить ей в дверь? А ведь сколько лет и орал и колотил. Когда нехорошую квартиру мы сняли для старшей дочери – как раз внучка родилась. Дочь едва умом не тронулась от стука, вот мы все и бегали к Марь Андреевне.

А на «Спокойной ночи!» стук иногда прекращается. Хотя фабрику не остановить. Мою точно. В конце 90-х вот хотели закрыть. И закрывали. А куда я рабочих дену? А план? Руки на себя накладывал. Вот и плюнули. Все. Сказали: пусть работает. И, слава богу. Если фабрику остановить – как жить? На что?

.
.
Illustration by Stephane Wootha Richard