Image Image Image 01 Image Image Image Image Image Image Image Image Image Image

Scroll to Top

To Top

Диалектика природы

— Игорь, держись.
Игорь бы и рад. Но его походка напоминает пляску холодца на вилке. Ноги ни к черту. Игорь не пьян. Еще. Так, сто пятьдесят… Чтоб сердце не встало. А ноги с постоянного многолетнего перепоя начинают отказывать. Игорь программист. От бога. Вот только жизнь у него не от бога. Испоганил все, что мог. Разрушил семью. Разрушил все человеческое вокруг. И, по уму, его давно надо было бы прибить. Но мужская дружба — дело странное и необъяснимое. Смотреть, как он растворяется в водке и теряет остатки человеческого, было невыносимо. А тут еще эти ноги. Считай, последняя стадия. Собственно, ради этого мы все и затеяли. Я затеял. Свалить в центр озера Вуокса. На остров. Решил просто: раз Игорь допился, раз я допился до того, что родная жена и дети готовы вешаться, а завязать нет ни сил, ни воли, — организую добровольный концлагерь на месяц. Авось природа поможет. На этом острове мой институтский коллега и лучший друг, Вадим, каждое лето спасался от тоски, безденежья и перманентного алкогольного токсикоза. Там разбит палаточный лагерь. Но островитяне, дружбаны-художники, по каким-то причинам свинтили, и лагерь стоит пустой. Без Вадима нам на остров не попасть. У Вадима лодка где-то в Беличьем. Конечно, через Приозерск удобней. Хоть и дальше на два километра, но — сошел с платформы и плыви. Лодка в Беличьем, а до него от Мюллюпельто надо еще на автобусе переть. А нам не доползти до вагона электрички. Вадик еле двигается. Он держится только на одном — в вагоне мы примем и отпустит. Под предлогом спасения остатков разума я выпросил у жены денег на продукты. Понятное дело, вместо продуктов был куплен спирт на последний залп. Харчи же я предусмотрительно повесил на Вадика и Игоря, и те покидали в рюкзаки первое попавшееся, что жены не увидели. Плюс Вадим не очень уверенно предполагал, что на острове должен быть НЗ. И НЗ этого на пару недель вроде как и хватит. Если он есть.
Я иду на автопилоте. Ноги еще держат, а вот с головой уже беда. После кризиса 98-го, когда навернулось мое маленькое частное издательство, я за три года прошел все стадии саморазрушения — так и не понял, как дальше жить, сменил со страшным скандалом несколько работ, выпил все, что горело, едва не загремел в дурку за очередное «Пока этому миру». В общем – остров! Только остров! Спасение там. Для нас троих. Пассажиры на Финляндском начинают на нас коситься. Троица та еще. Только бы не менты.
Всё. Пронесло. Дошли.
— Осторожно. Двери закрываются.
Едем. Спасение придет.

***
Спасение пришло. Треть спирта мы убрали в поезде. Полегчало стремительно, потому как разбавлять и запивать было нечем. И понять, как три в жопу пьяных урода добрались до Миллюпельто, из Миллюпельто до Беличьего, нашли лодку и не утонули, гребя шесть километров по серьезным волнам, я не могу до сих пор. Не могу, потому что вторая треть спирта была выпита на этих самых волнах.

***
— Ааааааааааа!!! Пацаныыыыыыыыы!!! Я знал, что вы не бросите!!!
Мишка бегал по скалистому берегу и размахивал огромным сотовым телефоном с антенной.

Оказалось, мы на острове будем не одни. За день до нас приплыл Андрей (приятель Вадима) и встал соседним лагерем. С собой он взял жену, совсем уже умирающего бладхаунда и друга Мишку. Мишка — бизнесмен. Небольшой бизнесмен. Но конкретный. От своих деловых тем он совершенно улетел, спился до зеленых соплей, и, о совпадение, его так же решено было вывезти на остров для прочищения мозгов и печени. Ночь они пережили. Но с утра Мишка подорвался делать сразу три дела: срочно менять валюту, искать ларек и забивать стрелку.
Не обнаружив на диком острове посреди гигантского озера обменного пункта, ларька и телефонного сигнала, Мишка решил, что вот это и есть ад, и затребовал немедленно вытащить его отсюда. Он то орал и грозился братвой, то плакал и совал другу валюту. Но Андрей был непреклонен. Пока Мишка был в отрубе, Андрей от греха подальше даже спрятал за камнями весла.
И тут мы.
Мишка реально решил, что это плывет спасать бригадира братва, и орал от счастья, размахивая трубой, с которой не расставался ни на секунду.
— Ааааааааааа!!! Пацаныыыыыыыыы!!! Я знал, что вы не бросите!!!

***
Пацаны не бросили. Остатки спирта тут же и прикончили. Причем Мишка предлагал баксы за право все выпить в одно лицо. После чего произошло самое страшное. Игорь заявил, что у него кроме ног теперь отнимаются и руки, и он возвращается, не желая подохнуть на острове. И вообще он хочет к маме. А надо сказать, что маму он в последний раз видел лет пять назад, когда свалил от нее в Питер. Мишка же сел в лодку, как только кончился спирт, и громко базарил с братвой по неработающей трубе. Вадим, как старый и прожженный алкаш, понимая, что выпито решительно все, а чудес не бывает, потерял интерес ко всему, кроме подаренных Мишкой двадцати баксов, и мечтательно считал, сколько на них можно взять бухла на берегу. Поскольку взять хотелось немедленно, он твердо заявил, что они отплывают прямо сейчас и что мне, мол, одному на острове даже лучше, так как я, дескать, философ и должен на практике доказать то, о чем восемь лет дул в уши студентам — то бишь, как он выразился, проявить стоицизм. А он, мол, вернется за мной через пару недель. Может быть.
Я слабо соображал. Но то, что лодка уже плывет, Мишка орет, а Игорь спит на корме — видел отчетливо. Вадим греб решительно. Лодка удалялась.
Пацаны бросили.

***
— Если что, заходи. Соль там, спички. Наша палатка за пригорком. Выпить нет, сразу предупреждаю. И вообще, иди проспись…
Андрей уходил по горной тропке. За ним, еле передвигая лапами, плелся полуживой бладхаунд.
Я стоял на берегу и тупо смотрел на бескрайнее блюдце Вуоксы.
Мозг коротило.
Андрей был прав.
Спать.
И свет погас.

***
Пробуждение было страшным.
Вместо того чтобы начать анализировать перспективы моего двухнедельного затворничества (выползти из палатки, посмотреть, есть ли обещанный НЗ, поискать топор и вообще оглядеться), мозг щелкнул, истерично коротнул и выдал совершенно противоположную установку — ВАЛИТЬ!!! Валить ко всем чертям!
Но еще раньше включилась биохимия. Природа. Нет, не прекрасная природа Карельского перешейка с его умопомрачительным озером-сказкой. Темная и страшная природа алкогольных инстинктов заработала на полную мощь, сея в и без того пошатнувшемся сознании панику и ужас.
— Это конец!
Я запаниковал в голос.
— Если ничего не осталось — кранты.
А ничего и не осталось.

***
Как рассказывал потом Андрей, решение вывозить меня было мгновенным. Он застал меня сидящим со стеклянным взглядом, сжимающим в побелевших от напряжения руках открытую канистру с бензином.
Бензин ребята хранили для моторки, да и на всякий пожарный. Спрятана канистра была будьте нате. Найти ее могла только обученная собака или….
Или обезумевший от токсикоза алкаш.
Отобрать у меня канистру он смог, только твердо пообещав купить мне по прибытии пузырь. Он несколько минут как мантру повторял мне одну и ту же фразу: «Саша, я куплю тебе водки. Отдай бензин».
Решающим и окончательным оказался бонус — «И пива».

***
Все время, что мы гребли до Приозерска, я рассказывал Андрею свою жизнь, читал стихи и со слезами умолял не обмануть меня с водкой.
Наверное, это был очень красивый день. Наверное, озеро сверкало в солнечных лучах и волны о чем-то там шептали. Только не мне.
Я говорил и говорил с Андреем.

***
— Гроза идет. Мне б успеть обратно. Держи. На пол-литра и пиво тебе хватит.
Андрей со старта взял на полную мощь.
Я смотрел, как его лодка уходит, проклинал себя, благодарил его и…
И я уже сосчитал — хватит еще на одно пиво.
— Господи, только что восемь кэмэ отгреб. И еще столько же обратно. И еще одно пиво. Сука я.

Я сидел на скамейке платформы Приозерск, пил сразу изо всех бутылок, плакал, разговаривал сам с собой и каким-то невероятным образом понимал, что это и есть спасение. Такое вот спасение.
А в поезде уже было хорошо.
Я возвращался.

***
Когда я подходил к дому, чудовищная лиловая туча уже накрыла все небо.
Войдя в квартиру, я услышал, как наваливается на окна водяной ураган.
Я успел.
И Андрей успел.
Потом он рассказывал, что такой грозы не видел в жизни. Они с женой метались по острову, спасая свой и наш лагерь. Расшвыряло, раскидало и затопило все.
Они снялись на следующий же день.
На острове остался только бладхаунд. Навсегда.

***
За Игорем приехала мама и увезла его домой. Он к тому времени уже не вставал. Только с трудом наклонялся за принесенной соседом бутылкой.
Андрей и Вадим с друзьями-художниками так и плавают каждое лето на остров. Живут там до осени. Каждый раз зовут меня. Светлые и чистые люди.
Правильно.
Надо быть ближе к природе.