Image Image Image 01 Image Image Image Image Image Image Image Image Image Image

Scroll to Top

To Top

Мажоры Васильевского острова

До Нового 1985 года остается пара часов. Все уже на градусе. Звонок в дверь, и на пороге элегантный, гладко выбритый, на парфюме, самый романтичный мажор Васьки – Тоша. Улыбка Алена Делона. Глаза профессионально рисуют тусовку.
— Тут это. Ну… Короче, мужики, дайте чистые трусы…
Всё тонет в хохоте.
— Не, харэ ржать. Внизу тёлка в тачке ждет. Прикинутая. А у меня под «ливайсами»… В общем, чуть хрен зиппером не прищемил. Она же не поймет. Может не дать.
Гогот переходит в истерику.
Любимый всеми Тоша закидывается «шампунем» и, сунув белоснежные плавки из «Березки» в карман натовской М-65, растворяется за дверью. А мы со смеха набираемся так, что куранты уже по боку.

***
Тоша сидит на диване и ковыряет пальцем дырку в стэйсовом мокасине. Мокасины конкретные. Сняты с пьяного финна в Ольгино. Но всему приходит конец. Умер и Top-sider.
— В двенадцать стрелка. Куда я в этом? Тапки в хлам.
Все понимающе кивают. В драном Sperry на «Галёре» западло.
— Сходи на Ваську. У метро наши работают. Может, что из «Альбатроса» у кого…
Когда появляется цель, Тоша действует стремительно. Мы не успели и по бутылке пива выпить, а он уже звонит в дверь.
— Прикиньте. Какого-то лоха развел. Не, реальный клоун. За восемьдесят рублей Pomarfin отдал. Тоша достает из пакета пару нулёвых финских мокасов и тут же начинает их мерить.
— Саня, дай левый.
Он старательно завязывает шнурок на правом тапке.
— У меня правый.
Немая сцена и… двор колодец 10 линии Васильевского острова тонет в истерическом хохоте пьяных мажоров.
Тоше слили два правых да еще и разного размера. «Лох» оказался из команды кидал, которые снимают в магазинах выставленные образцы — всегда один ботинок от пары. Как правило, правый.

***
Утреннее похмелье висит в воздухе. Олег, держа пинцетом хабарик, пытается прикурить, не спалив усы. Я уползаю на кухню в надежде зацепить на дне какой-нибудь бутылки хоть каплю. Тщетно. Русские пьют до дна. До дна всего. Когда возвращаюсь в комнату, обнаруживаю мятую морду Тоши с выпученными мутными глазами. Тоша спал на полу на матрасах и сейчас пытается определить с кем.
— Ты кто? Звать как?
Он разглядывает лежащее рядом сонное эротическое чудо с копной растрепанных волос.
Чудо приходит в себя и, вяло прикрывая рукой грудь, сонно выдавливает:
— Салмаза.
— Откуда? С какого, нахуй, алмаза?
— Не откуда, а куда, мудила!
Девица хороша и вызывающе разглядывает Тошу.
Еще несколько часов назад они чуть не проломили пол. А теперь мучительно самоидентифицируются.
Тоша начинает трезветь и злиться, и мы понимаем, что очередной ночной его визит в компании конкретной телки не может не закончиться новым городским анекдотом.
— Ты куда вставлял? Ты кого трахал-то, помнишь, наездник хуев?
Тоша не врубается, а мы…
— Салмаза меня зовут, Ржевский. Ты же меня вчера у Прибалтийской за имя и снял, ковбой.
Тоша не помнит ни хера. А мы одновременно взрываемся от хохота и жрем глазами уплывающую в сторону ванной комнаты охуительную фигуру голой Салмазы.

***
После двух дней веселой пьянки захотелось приключений. 1984-й. Август. Теплая ночь. Решили за арбузами. Тоша еще днем засек ларек на соседней линии. Рванули. Но в ларьке кроме электропечи ничего не обнаружили. Вернулись, прихватив печь с собой. Тоша заныл, что устал. Его оставили с ключами в квартире, четко проинструктировав: если звонок в дверь, кидай печь в окно, иначе спалимся; если стук — мы. Тоша кивает. Он все понял.
А мы решили еще поискать. Арбузов много. Найдем.
И нашли. Забитый арбузами под завязку ларек обнаружился через три дома на соседней линии. Нас трое, и каждый несет по два арбуза. Мы весело гогочем. Ночной Васильевский мурлычет фонарями. Лето. Ночь. Здорово.
Обернулся Олег.
— Менты!
От соседнего дома к нам стремительно приближаются две фигуры в форме.
— Стоять, стреляем!
Я неплохо бегал десять километров. Сборная факультета. Но спринт? С арбузами? Вскоре лишь взглядом провожал удаляющуюся от меня на велосипедной скорости фигуру Витьки, члена команды универа по водному поло. Он бросил арбузы и несся налегке. Но что удивительней всего — впереди Витьки на крейсерской скорости, не выпуская арбузов из рук, мчался Олег. Вообще ни разу не спортсмен, выкуривающий полторы пачки в день. Я решил не сдаваться и поднажал. Мои арбузы полетели через голову назад, на асфальт, ментам под ноги. План отхода мы, хоть и пьяные, предусмотрели — через дворы петляя. Менты район, может, и знают, но не каждый же двор с его секретами. Вроде отстали. Значит, дыхалка у них ни к черту.
Ворвавшись в подъезд, мы кометами влетаем на четвертый этаж и принимаемся истерически жать в звонок.
В ответ… грохот разбиваемого стекла.
Тоша открыл, только когда мы заорали. Дверь была мгновенно заперта на все замки. Свет выключен. Мы сидим в гробовой тишине и темноте и вслушиваемся. Лишь через полчаса, придя в себя, подходим к окну.
Тоша не просто выбросил электропечь. Он ее метнул со всей дури и попал в окно этажом ниже, вынеся его к чертовой матери. Во дворе-колодце стены сложной конфигурации. Буйство геометрии. Короче — стена напротив. Хорошо, никого в доме. Вот обрадуются, когда приедут. Окна нет и свалившаяся с неба электропечь.
А арбузами мы таки наелись. Теми двумя, что не выпустил из рук Олег.

***
— А! Как тебе лыжи? Стэйс!

К внутренней двери квартиры Андрея, крутого василеостровского мажора, огромными гвоздями на уровне головы прибиты New balance 990. Мечта всех, кто в теме. USA only. Не меньше двухсот пятидесяти рублей на «Галёре», да и то только своим. В Союзе стэйсовый тапок, что ананас в тундре. А тут не просто стейсовый, а 990-й. В этом же… президенты в Штатах бегают. И гвоздями… Толстенными. Сквозь подошвы.
— Не, реально сердце в клочья. Но 46 размер! Это же пять стелек и три шерстяных носка! А я в них ключи храню. Пацаны прутся. Телки даром дают. Прикинь! Янки бы увидели, охуели. СССР, голяк… А тут 990-й к двери гвоздями. Подумают, русские ёбнулись.
Андрей прётся от произведенного впечатления.
Я молчу, не подавая виду. Я киваю головой — мол, круто. Спускаясь по лестнице, размышляю о превратностях судьбы. Найти то, что найти невозможно в принципе. Видеть перед своим носом и не взять. Я только что видел свою убитую юношескую мечту. У меня 46-й!!! У меня!!!

***
Тоша размахивает руками и расплескивает пиво из банки. Он возбужден и весел. Он только что с Ульянки — огромного неформального рынка на окраине города в чистом поле. Там в начале 80-х сбрасывали взятые у чухонцев на трассе шмотки мажоры. Много было и барыг из «Березки», «Альбатроса» и «Голубого зала» Гостиного двора.
Все желающие реально прикинуться шли туда. Тысячами. Каждые выходные.
Тоша не может успокоиться.
— О, картина! Менты на «газоне» подкатили прямо в поле. Все врассыпную. Они дернулись и… в канаву. Колесами в небо.
— И что?
— Да ничего! За деньги можно все. Есть деньги, договоримся.
Тоша доволен. Тоша победитель.
— Не, ну это только в кино. Чтоб менты мажорам платили? Мы им крикнули, что, мол, за триста баксов перевернем. Они сторговались до двухсот. Ты бы видел. Конкретные ребята вместе с ментами ставят на колеса… ментовоз! Аааааааа! Во, братство. Навек!

***
Димка несется на «Яве» под 200. «Ява» сверкает никелем — спецработа на оборонном заводе… Ящик конины и… «хонды» отдыхают. Движок — мама дорогая. Вообще отдельная тема. Такие умельцы доводили! Во всю спину черной кожаной куртки (пошитой на Косой линии Васьки)  серой замшей – Good year. Самопальный шлем — «Гонщик серебряной мечты». Димка рвет пространство, уходя от милицейского «жигуля», который захлебывается сиреной и мигалками. Ментовский матюгальник грозит Сибирью и кандалами.
Но Димке уже все равно. Он только что заставил прилипнуть к окнам автобуса шведов. В Ольгино он зажег так, что те чуть не уронили автобус. Пять минут он шел вровень с сияющим Volvo. Вспышки фотоаппаратов. Вот он, крик души подпольного Союза! Это — победа! Васильевский остров зажигает!

На въезде в город Димка сбавляет, позволяя ментовским «жигулям» приблизится, и тормозит.
Выскочивший старлей приближается к Димке багровый от злости. Он что-то орет, машет руками и вдруг замолкает. А потом бегом бежит к «жигулям», разворачивается и подрывается в сторону Ольгино. А Димка победно катит в город, не нарушая, не дразня. Дело сделано.
— И сколько?
— 500 зеленью.
— Нормально!!!
— Забей. Это того стоило. Ты бы видел глаза шведов! Они же привыкли, что мы на вёдрах. Пусть знают.
— Да ты патриот!
— Я, Саня, в армии служил. Там родину любить быстро учат. Служу Советскому Союзу!