To Top
«Я пойду на железный базар и куплю железные цепи для тебя, о моя любовь».
Жак Превер
(перевод Владимира Солоухина)
***
Знаешь, как это больно?! как невыносимо это больно?! узнать..?! И… вот они стены. На месте. И потолок. Не падает. И все вещи – привычные и неизменные. Только всё это уже не имеет значения. Ни-ка-ко-го. Это всё – уже за границей. Онтологической. Всего этого уже нет. А есть только разрастающаяся черная дыра – страшная новая реальность смерти. Тебя предали. То, что принадлежало лишь вам двоим – выломано, вырвано с кровью и мясом. И ты раздет. Холодно и страшно тебе на пронизывающем ветру новой ледяной реальности. И ты забиваешься в угол, закапываешься в какое-то тряпье, зажмуриваешься, стиснув голову руками. А бесполезно. Глаза закрывать бесполезно. Бесполезно прятаться от света. Бесполезно затыкать уши. ОНО, жуткое и всепроникающее, обмороком наваливается на тебя, кошмаром липким обволакивает.
***
Бедные. Бедные люди. Бедные наивные взрослые, дети, старики. Бедный род человеческий. Приговорённый. Обреченный на вечные приступы сердечные. На пожизненные железные оковы нравственных пыточных камер.
Вот она, боль. Боль сдавшегося и убегающего в горы Шопенгауэра. Вот его отчаянно рациональное – Не стремитесь к счастью. Старайтесь избегать несчастий.
Вот он, вопль Цветаевой – «Мой милый, что тебе я сделала?!»
***
А Осенью, этой всемирной дождливой Осенью они загипнотизировано смотрят на заливаемые слезами стекла.
А Весной, этой всемирной просыпающейся Весной они ощупывают свои полумертвые выстуженные тела и тянут к небу окоченевшие лапы, щурятся полуслепыми глазами на пьянящее солнце.
***
Когда я умру – когда все мы умрем – мы побежим друг к другу. Счастливые свободные и все-про-щен-ные. Побежим к своей Любви. Которой уже ни что не способно будет помешать.
Ведь это ты, Боже?
