алик

У каждого времени свои скелеты в шкафу, свои авгиевы конюшни. В моей жизни таким проклятием стала алкашка. Я долго относился к этому с юмором. Как же — в России и не пить? Да вы что! Забывая, как сгинул в алкогольном бреду мой отец, контрабасист, игравший с Ростроповичем. Все было линейно до тоски: водка, вынесенные вещи из дома, игра в кабаках, карточные долги — и конец музыканту, человеку, отцу. Практически по Жванецкому.

О студенчестве умолчу — таких историй да в дамские альбомы.
А вот когда начал преподавать… В 1987 мы зависали под Мамардашвили, Гумилева, Панченко, Лосева, Шардена. Пили портвейн. Это было такое философское эстетство. Вот только философии становилось все меньше, а портвейна и долгов больше. Да и понимать мы друг друга уже переставали. В начале 90-х вместе с бандитами начался «Рояль». И мне порой кажется, что от чего-то он, этот спирт до пара из глаз, спас многим из нас жизни. Это постоянное похмелье отводило от совсем уж криминальных тем, и в полубомжатском, но, бля, интеллигентном состоянии, крылась спасительная нора от смерти. Помню, как бригадиры презирали меня за то, что я вместо реальных тем готов сутками напролет бухать. Ну и потом — кругом же бизнес, усё сурьезно… А у меня институт, ларек, охрана ночью, да чухляшка — по кирпуториям кишки на подъем скупать. Курам на смех. А вот когда в 94-м очутился в издательском доме, понял, как пьют мастера своего дела — настоящие редакторы. Да только слишком быстро я всех обманул, и вместо предложенного цехового рюмочного эстетства сразу перешел на график ментов и хирургов — 150 через каждые два часа. И так на целых 5 лет. Пока к 99-му с ужасом не понял, что отнимаются ноги, что пью уже неразбавленный технический спирт. А тут Митьки с АА и прочая совершенно несерьезная хуйня отвлекли на пару-тройку лет — начались какие-то батюшки, храмы по выходным и прочая ненаучная фантастика.
Всё это было. Было давно. И вот с 2000-го я веду очень странную жизнь: будучи (как мне сказал психотерапевт) законченным неизлечимым алкашом, я не пью. Почти. То есть, когда случается какой-нибудь косяк, который длится больше 2-3 месяцев, я вдруг начинаю нехорошо смотреть на мир и ухожу в плановый трехдневный штопор. Это совершенно ничего не решает. Это совершенно не помогает. Это только еще больше всё усугубляет. Но это происходит.
На полке, как в любом приличном доме, весь Веня Ерофеев, с закладками в двух томах «Записных книжек». Вот только у Вени алкоголизм был великим и бессмертным, божественно гибельным, как его сокрушительная «Вальпургиева ночь…». А я из своего устроил помойное ведро без всякого Перлза и гештальта.

__________
вошло в книгу ФИНБАН | рассказы, изд-во Franc-Tireur USA, 2012